Теперь она по-настоящему принадлежит ему, подумал он, тоже взрываясь, крича от удовольствия, но не слыша собственных криков. И лишь немного погодя, успокоившись, Марио понял: что-то не так. Совсем, совсем не так.
— Гейл! Гейл, милая, что случилось?
Она плакала.
Он взял ее за подбородок, но она продолжала истерически рыдать. Когда у нее подогнулись колени, он подхватил ее на руки и понес в спальню.
Марио ничего не понимал. Он растерялся. Он нежно уложил ее на синее одеяло. Когда попытался прикрыть ее платьем, она всхлипнула и откатилась подальше, свернулась калачиком, подложила руки под щеку и плотно закрыла глаза. Однако при этом не переставала горько плакать.
Он не знал, что сделать, что сказать, чтобы утешить ее. Почему она так горько рыдает, словно у нее душа расстается с телом? Разве ей сейчас было плохо?
Определенно, нет. Наверное, она все же каким-то образом испытывала его, а он самым жалким образом провалился. Ведь всего несколько минут назад он твердил себе, что ему достаточно только увидеть ее. И что натворил? Он взял ее прямо на пороге гостиничного номера, словно дикарь!
— Тише, любимая, — прошептал Марио, гладя Гейл по голове. — Иначе ты разболеешься.
— Ты не понимаешь, — с трудом выговорила она. — Это меня… Бог наказывает!
— Наказывает? За что?
— За самый страшный грех!
— Какой?
— Я была плохой матерью. О Боже! Я не хотела говорить… Теперь ты будешь еще больше презирать меня!
— Презирать? Тебя?! Гейл, милая, да я люблю тебя! Ты уже, наверное, и сама догадалась!
Она застыла, потом медленно открыла заплаканные глаза.
— Как смеешь ты говорить мне о любви, когда знаешь, что мне тоже известно, что это неправда? Помнишь, я ведь была с тобой, когда позвонила женщина, которую ты любишь по-настоящему. Я слышала, как ты говорил с Эмилией. Так тепло, так нежно!
Марио покачал головой. Как жаль, что он раньше не рассказал ей правду. Но тогда он очень злился на Гейл. И серьезно не подозревал, что звонок Эмилии так ее заденет. Но теперь он понял, как она восприняла тот его разговор, и пожалел о своей беспечности. Однако, с другой стороны, ревность недвусмысленно указывает на то, что Гейл испытывает к нему более сложное чувство, нежели простое вожделение.
Он склонился над ней и нежно поцеловал ее в губы.
— Я больше не люблю Эмилию. И она меня, наверное, тоже. Когда-то давно я очень любил ее. Но моя любовь была чувством избалованного молодого принца, который привык получать все, что пожелает. Наверное, из-за невозможности получить Эмилию мне казалось, что мои чувства к ней сильнее, чем на самом деле. Но лишь когда я узнал тебя, я понял, что такое настоящая любовь. В ту ночь я вовсе не шептал ей нежные слова. Я очень встревожился. Эмилия позвонила, чтобы сказать мне, что у нее рак.
— Рак?!
— Да, Лейкемия. Перед лицом возможной смерти она, видимо, поняла, что всю жизнь любила только одного человека — своего мужа. И даже более того. Они с Виктором откровенно поговорили, возможно, впервые за все время их брака, и открылись друг другу. Когда она призналась брату, что была влюблена в меня, то с удивлением узнала, что Виктору, оказывается, давно известно о нашем запретном чувстве и что он все время боялся, что она по-прежнему любит меня. Когда Эмилия уверила мужа в том, что всю жизнь любит его одного, он предложил ей позвонить мне и все разъяснить. Они оба волнуются, что я так долго не женился из-за нее. Я рад был сказать Эмилии, что встретил девушку, которую полюбил и на которой хочу жениться.
— Так ты хочешь на мне… жениться?!
— Больше всего на свете.
— Но… как можно? Ведь ты совсем меня не знаешь. Я говорила тебе. Я настоящая дрянь.
— Из-за ребенка, который у тебя был? И которому ты была плохой матерью?
Сейчас нужно быть очень осторожным, чтобы не выдать свою осведомленность, подумал Марио. Пусть лучше сама расскажет ему обо всем, когда захочет.
Она кивнула, и слезы снова заструились у нее по щекам.
— Мэтью, — хрипло прошептала она. — Он… умер. От лейкемии. Ему было всего шесть лет, и он… так и не узнал, что я его мать. Он думал, что я — его сестра.
Гейл снова разрыдалась. Марио обнял ее и прижал к себе. Наконец она немного успокоилась.
— Извини, — прошептала она, вытирая лицо руками. — Мне… неприятно говорить об этом. Я очень расстраиваюсь…
— Гейл, мне кажется, тебе стоит все мне рассказать. Если мы собираемся пожениться, между нами не должно быть никаких тайн.
Она снова недоверчиво посмотрела на него.
— Ты правду говоришь, что любишь меня и хочешь на мне жениться? Это… не очередная уловка, чтобы я опять размякла?
Марио не мог не улыбнуться.
— Моя милая Гейл, неужели после того, как ты прибежала ко мне сегодня, я, видя твое состояние, должен прибегать к каким-то уловкам?
Она вспыхнула.
— Не знаю, что на меня нашло. Раньше со мной такого никогда не было. Но ведь раньше… я никогда еще не была влюблена.
Марио не верил собственным ушам. Он лишь питал слабую надежду на то, что она полюбит его когда-нибудь потом. Но она сама говорит…
— Ты не была влюблена в отца твоего ребенка?
— В Говарда? О, нет. Что ты! — Ее передернуло. — Меня к нему просто влекло. Вообще, он чем-то напоминал тебя. Очень богатый. Очень красивый. С безукоризненными манерами. Я познакомилась с ним, когда только приехала в Монреаль, чтобы стать моделью. Он был гораздо старше меня. В то время ему было около тридцати. Он пригласил меня поужинать. Я почувствовала себя польщенной и очень обрадовалась. Когда он после ужина предложил подняться к нему и выпить по последней, я, как дура, пошла. В ресторане он налил мне бокал вина, а потом… у него… я выпила еще бокал.