Завидный жених - Страница 36

— Я говорю истинную правду. — Голова действительно сейчас беспокоила ее больше, чем гормоны. Он всколыхнул в ней воспоминания, которые она хотела бы забыть. Теперь у нее резко подскочило давление, отчего и появилась головная боль. — У меня бывают приступы мигрени, — объяснила Гейл, уже страдая от ярких пятен перед глазами — предвестников ужасной слабости и тошноты. — Мне нужно скорее принять таблетки и полежать, иначе ночью я ни на что не буду годна.

— Тогда пошли, — сказал Марио, беря ее за руку.

6

Гейл не знала, отчего в следующие полчаса он так заботился о ней — от доброты ли или из опасений, что ночью она не станет ублажать его в постели. Как бы то ни было, он отвез ее в дом, отвел в спальню, лично задернул шторы, откинул покрывало, принес ей стакан воды, чтобы запить таблетки, убедился, что ей удобно, а потом сказал, что, если ее головная боль не пройдет к семи часам вечера, он отменит ужин в столовой. Ей принесут поднос с едой прямо в ее комнату — или к нему, если ей станет лучше. Пусть она только скажет. Он рядом, у себя. Ей нужно лишь постучать. Или позвонить Линн.

Марио вышел, неслышно прикрыв за собой дверь.

Гейл лежала под розовой простыней и долго смотрела в потолок. Она ждала, когда же начнется приступ. Но, на удивление, голова не стала болеть сильнее. И ее не затошнило. Казалось, таблетки были приняты вовремя. С помощью лекарств ей удалось расслабиться. А потом… она разрыдалась. Она плакала не из-за того, что случилось в прошлом. Она плакала из-за того, что происходило с ней сейчас.

Какая дура!

Но потом она подумала, что всегда была дурой. Марио спросил, не является ли головная боль предлогом, чтобы избавиться от его общества. Тогда она так не думала, а теперь поняла: возможно, ей действительно просто захотелось побыть одной. Она все время притворялась холодной и равнодушной, однако в глубине души понимала, что он все же затронул ее сердце и душу. Так затронул, что сейчас ей больно.

Надо же — из всех мужчин на свете влюбиться именно в него!

— О, Боже! — всхлипывала Гейл, зарывшись головой в подушку и сжимая ее обеими руками. Слезы катились по щекам, скоро вся наволочка промокла. Но она не в состоянии была перестать плакать. Плакала и плакала до полного изнеможения, пока наконец не наступило блаженное забытье.

Сидя за столом в своем кабинете, Марио читал сообщение от частного детектива. Новостей в сообщении не было, однако агент просил, чтобы он лично позвонил ему в офис. Когда он набрал номер, его сразу соединили с начальником охраны, человеком по имени Джейк Бетт, с которым он неоднократно имел дело.

— Рад, что вы позвонили, ваша светлость, — сказал Джейк. — Я хотел без посторонних передать вам сведения, полученные нами в ходе расследования прошлого некоей дамы. Извините за осторожность, но мне кажется, ее имени лучше не называть. Телефонные линии не всегда так надежны, как нам бы хотелось, а я привык заботиться о безопасности моих клиентов.

— Я ценю вашу осмотрительность, мистер Бетт, — сказал Марио. — Расследование чьего-то прошлого — всегда дело деликатное. Так что вам удалось выяснить?

— Вчера удалось узнать кое-какую подробность, которая в свете известности упомянутой дамы может представлять для нее определенные проблемы. Достаточно просто задавать вопросы, вполне невинные и тактичные, и можно вызвать лавину слухов и сплетен. А теперь мне бы хотелось убедиться в том, что вы хотите, чтобы я продолжал.

— Какие слухи вы имеете в виду? — Марио почувствовал, как у него внезапно все сжалось в груди.

— Одна особа на родине интересующей вас леди считает, что младший братишка той леди — тот, что умер от рака, — на самом деле не брат ей, а сын.

От неожиданности Марио впился пальцами в трубку так, что костяшки пальцев побелели.

— Как им удавалось держать все в тайне, для меня загадка, учитывая род занятий упомянутой дамы, — продолжал Бетт. — Но соседи всегда все друг про друга знают, а мой агент запросто вытянул нужные сведения из официантки, которая работает в баре единственного тамошнего отеля. Они вместе с интересующей вас дамой ходили в школу. Возможно, в ней говорят ревность или зависть, но дальнейшие раскопки могут лишь дать пищу сплетням, чем не преминут воспользоваться репортеры бульварных изданий. Кажется, сегодня у них повсюду есть уши. Я решил, ваша светлость, что вам не понравится такое развитие событий, учитывая ваш интерес к упомянутой даме.

— Вы совершенно правы, мистер Бетт. Меньше всего мне бы хотелось огласки. Прошу вас, немедленно прекратите расследование. И уничтожьте все данные. Естественно, гонорар остается неизменным, так же как и обещанная премия. Я особенно признателен вам за проявленный такт.

Марио повесил трубку и задумался. Неужели это правда? Но, если так, то когда родился ребенок и почему Гейл не признавала собственного сына?

От стыда?

Нет; кажется, она не принадлежит к тем женщинам, которые стыдились бы статуса матери-одиночки.

Тщеславие?

Если она настолько тщеславна, зачем тогда было рожать ребенка? Сейчас у женщин есть выбор.

Разбитое сердце?

Это больше похоже на правду. Ее соблазнили, а потом бросили. Тогда в ее поступках все объяснимо, и становится понятным ее отношение к сексу и особенно к мужчинам. Любовь, перешедшая в ненависть к любовнику, наверное, выразилась в том, что она отреклась от сына, хотя ничто не оправдывает ее поведения. Только самые жестокосердные женщины способны отказаться от собственного ребенка.

Конечно, Гейл жесткая. Жесткая и циничная.