Завидный жених - Страница 22

Когда он повернулся к Гейл и взял ее под локоть, она окаменела. Однако, повинуясь его умоляющему взгляду, не стала устраивать сцену при Линн и позволила увести себя в длинный коридор, мощенный плиткой, — в тот же коридор, куда Эд понес их сумки.

— Какие еще инструкции? — подозрительно спросила она, пройдя несколько шагов.

— Ничего такого, о чем тебе стоило бы беспокоиться. Перед отлетом я позвонил Линн и сказал, что везу с собой одну знакомую, которая проживет здесь неделю. Я сказал, что ужинать сегодня мы будем на моей половине.

— Значит, ты не сказал ей, кто я такая?

— Значит, не сказал.

— Наверное, ей не в новинку, что ты привозишь с собой женщин после выходных, проведенных в столице.

— Да, для нее ситуация не нова. Но ты — самая знаменитая и самая красивая из всех женщин, почтивших своим присутствием эти стены.

Гейл фыркнула.

— Я слышала, она называет тебя просто «Марио». Странно, что ты позволяешь прислуге так фамильярно обращаться с собой.

— Линн не прислуга, — холодно поправил он. — Она — служащая.

— Ах, извините. Я думала, для вас, знатных особ, все равно — что служащие, что слуги.

— С сожалением вынужден признать, что у меня на родине, в Сан-Пьетро, некоторые еще придерживаются старых взглядов. Но здесь, в моем поместье, я не хотел, чтобы со мной обращались как с изнеженным принцем. Мне надо было заслужить всеобщее уважение. Да, конечно, я здесь хозяин, однако горжусь тем, что для большинства моих работников я еще и друг.

— Какая прелесть! Но, будь я на вашем месте, ваша светлость, я бы не обманывалась. По моему опыту, у богатых и знатных редко есть настоящие друзья среди тех, кто на них работает.

— Очень циничная точка зрения.

— Да, я вообще очень цинична.

— Я уже заметил. Но берегись! Цинизм, как и любое другое негативное состояние, подпитывается изнутри и постепенно разъедает душу. Я знаю, о чем говорю. Когда я попал в Канаду, я был очень циничным молодым человеком. Но вскоре понял: если хочу добиться успеха и быть хотя бы относительно довольным своей жизнью здесь, мне придется усвоить канадские обычаи, куда более свободные и непринужденные, чем те, к которым я привык. Конечно, на людях мне приходится держаться соответственно моему положению, но потом, вернувшись домой, я становлюсь другим человеком.

— Относительно довольным? — переспросила Гейл, уловив в его тоне какой-то косвенный намек. — Похоже, ты считаешь, что здесь, у нас, ты никогда не будешь по-настоящему счастлив. Но в таком случае зачем ты здесь? Раз ты так скучаешь по своей родине, почему не вернешься туда?

— Гейл, ты меня удивляешь. Или скорее разочаровываешь. Значит, ты настолько нелюбопытна, что не потрудилась узнать обо мне хотя бы в самых общих чертах; Все знают, что я покинул Сан-Пьетро отнюдь не по доброй воле. Здесь я в некотором роде в почетной ссылке.

— В ссылке?! — невольно вскрикнула Гейл, поднимая на него изумленный взор. — Но… за что?

Он таинственно улыбнулся.

— Об обстоятельствах моего изгнания ходит немало слухов. Однако чаще всего намекают на то, что меня уличили в связи с замужней женщиной. Якобы меня видели в ее спальне в то время, когда ее муж был в отъезде.

— А на самом деле?

— А на самом деле та девушка в то время еще не была по-настоящему замужем. Только помолвлена. К несчастью, ее мужем стал мой старший брат, наследный принц, а теперь владетельный князь Виктор.

— О! А вы… вы на самом деле с ней спали?

— Собирался. Но меня вовремя выследили. Я вылетел из Сан-Пьетро первым же рейсом. Когда брат вернулся с охоты, для него сочинили целую историю. Ему сказали, что я серьезно влюбился в замужнюю женщину из числа придворных и меня отправили подальше ради моей же собственной безопасности. Как вы, возможно, знаете, у меня на родине убийство неверной жены и ее любовника карается не слишком строго. У нас сильны католические традиции. Кроме того, княжество Сан-Пьетро довольно долгое время находилось под властью мусульман…

— Понятно, — кивнула Гейл. — Однако ваша любовь, насколько я понимаю, была взаимной?

— Да. Эмилия любила меня так же, как я ее. По крайней мере, я так думал. Но через несколько дней после моей ссылки она обвенчалась с Виктором, а потом родила ему сына. Судя по доходящим до меня сведениям, они счастливы вместе.

— Ты все еще любишь ее? — спросила Гейл.

— Какое тебе дело? — Он пристально посмотрел на нее.

Она пожала плечами. Действительно, какое ей дело?

— Мне просто любопытно. Возможно, именно из-за той истории ты до сих пор не женат. При твоем образе жизни здесь, в загородном поместье, тебе лучше подошла бы жена, чем бесчисленная вереница… так скажем… временных спутниц.

— Ага, значит, тебе все-таки хоть немного известно о моей репутации.

— Меня предупреждали…

— Предупреждали? Какое занятное слове! Предупреждали. Однако в данном случае слово очень уместное. Тебе стоило прислушаться к словам человека, который тебя предупреждал. По-моему, это был Луи. Нет, не пытайся отрицать, милая моя Гейл. Он — единственный, кто решился бы на такое. Но, чтобы ответить на твой предыдущий вопрос, я скажу: да, я очень ее любил. Любил больше жизни. Я готов был все поставить на карту — даже умереть — лишь бы быть с ней. Я очень страстный, увлекающийся человек, сегодня у тебя будет возможность убедиться в этом… — О, как тихо он произнес последние слова!

Гейл молча смотрела на него. Он тоже посмотрел ей в лицо. В черных его глазах горел огонь. Но был ли то огонь, который разожгла она, или же для его сексуального помешательства имелись и другие причины?